— Вы не устаете меня удивлять, — заметила в смятении Анна.
— Сам себе не устаю удивляться: которую неделю терплю. Скорее бы все завершилось.
Едва рука Анны коснулась кнопки звонка, дверь тут же распахнулась. Малыш, находившийся на руках у Маши, был удивительно похож на саму девушку. Сходство сразу бросалось в глаза, и у Анны непроизвольно расширились глаза от удивления.
— Это Ванечка, — опередила ее девушка, — ребенок Гали. То есть, получается, мой сводный брат. Посиди с ним, — она передала Анне на руки болезненного вида малыша и принялась быстро натягивать сапоги. — Я к маме. Дядя Петя, в каком она отделении? — обратилась она к вошедшему водителю.
Тупо наблюдая за дочерью Дербеневых и не в силах связно мыслить в свете открывшихся ей фактов, Анна присела на банкетку в прихожей. Вдруг она вскочила и, придерживая ребенка одной рукой, другой защелкнула за спиной Петра замок. Загородив собой дорогу к выходу, она буквально приказала:
— Ты никуда отсюда не выйдешь, пока все мне не расскажешь! А дальше мы решим, что делать и что говорить, чтобы не навредить маме. Ты поняла? — слегка повысила она голос. — Разве это могут выдержать человеческие нервы? Ты сама посуди: дочь смотрит ребенка женщины, которая разрушила семью! Где она сама-то? Где Галина?
Маша замерла и, словно прося помощи, посмотрела на Петра.
— Ладно, — произнес тот и стал разуваться. — Вы тут пообщайтесь, а я мальчонку посмотрю.
Спустя полчаса, оставив мальчика на водителя и вызвав такси, Анна с Машей мчались в онкоцентр. Впрочем, слово «мчались» никак не подходило к скорости, с которой передвигалась машина. В кои веки прогноз сбылся: мороз и поваливший снег мгновенно покрыли мокрую дорогу коркой льда.
То, что Анна узнала от младшей Дербеневой, никак не укладывалось у нее в голове. Оказывается, Галина разыскала ее еще месяц назад и попросила о встрече. Девушка не отказалась лишь потому, что давно искала возможность высказать прямо в глаза некогда близкой подруге все накипевшее в душе. Но разговор получился совсем не таким, каким она его себе представляла.
Прямо с порога та огорошила ее известием, что серьезно больна и ей нужна помощь. Поначалу Маша восприняла известие о болезни как уловку для того, чтобы избежать неминуемых объяснений. Но, присмотревшись, заметила, что поведение и взгляд Гали и вправду говорили о ее отчаянном состоянии.
И было отчего. Еще в начале осени она обнаружила у себя под мышкой увеличенный лимфоузел и странное уплотнение в груди, но, решив, что это очередная игра гормонов, не придала тому особого значения. Да и некогда ей было ходить по врачам. Мальчик, с рождением которого она потеряла практически всех друзей и знакомых, много и часто болел, был подвержен аллергии. «Прямой путь к астме», — как приговор стояло в ее ушах предположение участкового педиатра.
Что такое астма, ей было неведомо, в ее роду никто не страдал подобным заболеванием. Откуда ей было знать, что в свое время такой же диагноз врачи ставили и маленькой Маше Дербеневой, и, для того чтобы вытянуть дочь из такого состояния, Вере понадобился не один год титанических усилий: санаторий, частое нахождение у моря, бесконечные, укрепляющие детский организм процедуры. Из-за этого она и академический отпуск брала в аспирантуре и диссертацию защитила намного позже намеченного срока.
За неделю до звонка Маше Галя снова обратила внимание на увеличившееся уплотнение и запаниковала. Она до сих пор не могла забыть, в каких мучениях умирала мать: по ночам ей часто снился ее то стихавший, то усиливавшийся нечеловеческий крик.
В надежде на лучшее, она заглянула назавтра в поликлинику, но посовещавшись за закрытыми дверьми, врачи тут же направили ее в онкоцентр, а там, взглянув на снимки, ей объявили, что необходима срочная операция. И здесь Галя растерялась: оставить ребенка даже на несколько дней ей было совершенно не с кем. Все последние годы для нее не было ближе людей, чем семейство Дербеневых, но она сама разрушила эту связь. И все-таки…
Памятуя о недоброжелательном отношении к ней и сыну, Николаю звонить она побоялась, набрать номер Веры Ивановны просто не посмела. Оставалась Маша, с которой они когда-то были близки, как сестры…
— …Я вспомнила, что у дяди Пети жена в онкоцентре работает, в тот же вечер позвонила им домой, — продолжала Маша. — Очень хотелось, чтобы Галя попала к хорошему специалисту. Потом мы долго искали няню, а в середине декабря, когда она собиралась лечь в больницу, снова Ванька заболел. «Скорая» забрала и сразу под капельницу. Выписали только четвертого января, в тот день, когда ты прилетела. Сегодня утром она легла в больницу и ее уже прооперировали… — голос девушки задрожал.
— И что? — не выдержав, поторопила ее Анна.
— Плохо, — смахнула слезу Маша. — Я тете Оле звонила, она сказала, что ей осталось от силы пару месяцев… Аня, а вдруг и у мамы такой же диагноз?
— Успокойся, — посоветовала Анна, пытаясь лихорадочно вспомнить все, что когда-нибудь читала об этой коварной болезни и о том, как себя вести с подобными больными. — Насколько я знаю. Вера не оттягивала время, да и уплотнение может быть доброкачественным. Операция у нее завтра, поэтому ни о Гале, ни о ребенке маме пока ни слова. Соберись в кулачок: уверенность в голосе, спокойствие на лице и обнадеживающая улыбка. Сегодня я переночую с тобой в той квартире, — выделила она голосом слово «той». — Только заеду кота покормлю и рыбок. А завтра ты соберешь вещи мальчика, и он переедет в вашу. Так нам с тобой будет удобнее, — созрело у нее решение.